Мечты всегда были важны для меня. Будучи подростком я был аутсайдером. В пять лет пошел в школу и всегда был младше остальных. Кроме того, долгие годы был достаточно невысоким и худощавым для своего возраста. И поскольку я рано почувствовал, что являюсь геем, все складывалось не так просто. Мои ежедневные мечтания давали мне силы пережить период полового созревания. После школы я садился за оргАн и мечтал о музыке всего мира. 

Мне было 24, когда я и Анна основали Розенштольц. Почти два десятилетия все шло вверх, все увеличивалось: залы, число продаж и тираж выпущенных экземпляров. Я пробовал сконцентрироваться, внушал себе, что смогу, несмотря на то, что уже тогда страдал от панических приступов и депрессивного настроения. Я систематически нарушал все границы, переживал абсолютно за все, контролировал туалеты в тех концертных залах, в которых мы выступали. Я полностью погрузился в работу. 

В начале 2009 побочные явления успеха дали о себе знать. На сцене я испытывал панические припадки, которые и вызвали у меня в синдром психоэмоционального выгорания (лучше я назову его хронической усталостью). Время после нервного срыва было очень сложным для меня. Больше года каждое утро меня настигало чувство, что моя жизнь загажена. Я больше не имел сил и лишь плакал. 

Тем временем мне становится лучше, я учусь обходиться с жизнью и работой иначе. Тем не менее, все еще присутствует глубокая грусть/тоска. Я пробую воспринимать ее по-другому, пробую понять, что эта грусть – это часть меня самого. Иногда мне это удается. В другие моменты я тоскую о том, чтобы работать так же идеально, как и раньше. Но это была и есть иллюзия. Этому меня научил нервный срыв. 

Страх еще не исчез совершенно. Страх перед страхом: страх перед тем, что этот чудовищный опыт мог бы повториться. Представление того, что я увижу на концертной афише свое лицо, рядом дату, все еще требует от меня слишком многого. В то же время мне не хватает сцены, выступлений. Несмотря на мое волнение, испытываемое перед выходом на сцену, я – Rampensau (?), я наслаждаюсь тем, что стою на сцене. Итак, я мечтаю о том, что мой страх станет меньше и, в конце концов, исчезнет. Исчезнет так, что когда–нибудь я снова с вдохновением смогу стоять на сцене. Вместо бесконечных турне я охотнее давал бы небольшие концерты. Не теряя при этом контакта с самим собой.

Со времен нервного срыва мое мужество пропало. Без понятия, почему так произошло. Возможно, сейчас просто слишком утомительно быть суровым. Я, скорее, двигаюсь с постоянной температурой. Но мне очень не хватает этого мужества. И не потому, что я охотно начинаю горячиться/выходить из себя, а потому, что мужество всегда было для меня стимулом в спорте, в работе. Оно ото многого меня защищало. Мужество помогало мне сопротивляться требованиям, которые на меня обрушивались. С мужеством для меня все являлось менее угрожающим. И я хотел бы его вернуть.